То был удар ниже пояса.

– Ты… виделся с ним?

– Он доверяет нам больше, чем ты.

– Я ведь могу проверить…

– Ради Бога. – Он помолчал секунду. – Пожалуй, могу сдублировать и тебе. Речь идет о готовящейся атаке на Претендента…

Ну об этом-то я знал.

– Не на Искандера, – уточнил он. – На Алексея.

Бред. Я бы знал. Европа была для меня совершенно прозрачной. Там ничего подобного не затевалось.

– Ты уверен? Мне это кажется маловероятным.

– Гарантирую стопроцентно.

– Не верю. Искандер слишком умен, чтобы…

– Он ни при чем. Это не его команда. Не ваша. Это работа тех, кто ставит на Алексея. Предотвратить в последнее мгновение, с шумом и треском – и обвинить вас. Ты, я вижу, все еще не понял, чем тут занимаюсь я. Страховкой; но не Искандера – вас и так слишком много. Страховкой Алексея. И не только потому, что покушение на него было бы на деле ударом по Александру. В первую очередь – потому, что Алексей нужен.

– Кому? Зачем? Для поддержания здоровой конкуренции?

Он покачал головой:

– Вот этого я сказать не могу. Потерпи. Да и мне пора.

Но я уже сообразил:

– Тбилисский вариант?

– Умный человек, – сказал Изя. – Все понимаешь. Грузию и Армению мусульмане не получат: они должны остаться такими, каковы есть. Ну, все, все, все.

Уже в прихожей он повернулся:

– Кстати. Завтра, отправляясь на съезд, захвати с собой мой подарок.

– Что-то у всех мрачноватые прогнозы на завтра. Ты, Филин…

– Умный человек, между прочим. Советую прислушаться. И вообще – будь осторожен. Шрейб открыткес. Шалом!

Он закрыл за собой дверь, и через минуту приглушенно загудел лифт. В комнате Наташа капризным голосом сказала:

– Ну, теперь я могу наконец вылезти из танка?

И принялась расстегивать бронежилет.

– Только не закидывай куда-нибудь, – предупредил я. – Мало ли – вдруг понадобится.

– Ага, – сказала она. – Пожалуй, ты прав. Надену его вместо пижамы. Для защиты от тебя.

– Не поможет, – откликнулся я. – Слишком короток.

– Какая досада! – проговорила она так убедительно, что я чуть было не поверил.

Я проснулся, когда настоящее утро еще не успело установиться; сработал внутренний будильник. Неплохо было бы позавтракать; однако нечем оказалось. Пришлось ограничиться утренними процедурами; на йогу времени уже не хватало. Пока Наташа собиралась, я внимательно осмотрел квартирку: все должно было остаться точно в том порядке, в каком было, когда здесь появились мы. Что касается Изи с его людьми, то я был уверен: им эта заповедь известна ничуть не хуже, чем мне. Спустились на лифте. Вчерашний подарок-один я держал в кармане, подарок-два, более громоздкий, лежал в сумке на самом верху. Впрочем, если говорить серьезно, сию минуту я никаких событий не ожидал, а оружие приготовил лишь для того, чтобы вызвать у себя необходимое настроение боевой собранности. Интуиция не подвела: в подъезде было спокойно до полной безмятежности. Перед тем как выйти во двор, мы все же постояли с полминуты. Потом Наталья спросила:

– Куда теперь?

Ответ был у меня готов заранее:

– Думаю, сейчас мы вправе посетить мою гостиницу – скорее всего именно там нас никто не ждет. Кроме разве что хорошего завтрака. Кстати, мне не помешает заправка в тамошнем банкомате. В Москве они попадаются не столь часто, как хотелось бы.

– Были бы деньги на счету, – изрекла Наташа тоном опытного финансиста, – а уж как их получить – вопрос техники.

– Это я запишу, – пообещал я. – При случае блесну в разговоре с приятелями; то-то удивятся.

– Насмешник, – сказала она, без особой, впрочем, обиды.

Мы вышли. Я пожалел, что машина так и осталась перед Натальиным подъездом: сесть бы сейчас и поехать – минимальная потеря времени. Но не приходилось ожидать, что какой-нибудь доброжелатель уловит мою мысль и мгновенно пригонит машину сюда; приходилось пользоваться подручными средствами.

Такси не было видно, ловить левака (этот промысел, похоже, еще процветал в великом городе, невзирая на все карательные меры) я не решился: кстати подвернувшийся водитель мог оказаться вовсе не случайным. Но и шагать по улице было все же рискованно: из любой проезжающей мимо машины нас могли расстрелять без всяких затруднений.

– Метро здесь далеко? – спросил я. – В этом районе я не очень ориентируюсь.

– Не близко. Минут пятнадцать.

– Только, по возможности, глухими местами…

К счастью, это был один из исторических районов Москвы, богатый тихими – особенно в ранний час – переулками. За время работы с Хилебиным Наташа успела достаточно хорошо познакомиться со здешней топографией. В метро – вход из подземного перехода – мы и в самом деле оказались через четверть часа.

Ехать пришлось с одной пересадкой. В холл отеля мы вошли непринужденно, с ощущением своего законного права быть здесь и с видом деловых людей, у кого каждая минутка на счету и которых здесь, безусловно, уже ждут. На самом деле я был уверен, что тут никто нас не подстерегает.

И напрасно.

Едва мы разделись в номере и я заказал по телефону завтрак, как в дверь вежливо постучали. Официант, даже передвигайся он со скоростью света, просто не мог бы успеть заказать и получить все по продиктованной мной программе; стучал явно кто-то другой.

На всякий случай я изготовил браунинг – но так, чтобы он не бросался в глаза нежданному посетителю.

Стук повторился, и я, жестом отправив Наталью в спальню и заняв позицию справа от двери, крикнул:

– Открыто!

Дверь медленно распахнулась, и в комнате появился американец. И я сразу понял: он обязательно должен был появиться. Именно сейчас и именно тут. Я непростительно упустил из виду, отвлеченный более существенными вопросами, что как раз сегодня в номере должна была появиться моя статья. Та самая, которую я даже не начинал писать – и, откровенно говоря, вообще не собирался. Утренние номера уже вышли. Но даже если бы он не успел просмотреть нужное ему издание, он и так заранее знал бы, что материал редакцией не получен. Ну, что же – придется поговорить на тему о.

– Милости прошу, – сказал я как можно любезнее, придерживая пальцами карман брюк, чтобы рукоятка не очень высовывалась. Для интерьера эта модель браунинга, пожалуй, все же великовата; этот инструмент любит более обширные пространства. Но выбирать не приходилось.

Гость вошел.

Со стороны глядя, можно было подумать, что за столом сидят добрые друзья, улучившие среди житейской суеты минутку, чтобы вспомнить веселые старые времена. Американец держался образцово: на лице его не было написано ничего, кроме искреннего доброжелательства с примесью разве что легкого недоумения: словно он попросил товарища о пустяковой услуге, а тот неожиданно взял и отказался, и остается только удивленно сожалеть. Текст, однако, не совсем соответствовал видимости.